Крючков впал в такую глубокую депрессию, что друзья вздыхали: «Коля не жилец...» Как-то после творческой встречи в воинской части его подвозили до дома офицеры. Увидев, в каких условиях живет любимец страны — крошечная мрачная «однушка» на первом этаже, они были возмущены до крайности:
— Мы завтра же пойдем к министру обороны!
Крючков помотал головой:
— Не надо. Зачем? Видите окно: к нему подгонят катафалк и дверь отворять не надо. Не возражайте, я про себя лучше врачей знаю — у меня душа надорвана...
От друзей и знакомых мужа я потом не раз слышала: «Лида, тебя Крючкову послал Бог. Жить ему оставалось от силы полтора-два года».
А тогда, в гостиничном коридоре, я ответила:
— Николай Афанасьевич, если вы будете верить мне, то ручаюсь — я никогда не подведу. Но если будете верить другим... За них я не в ответе.
С минуту он смотрел на меня серьезно, будто испытывал, а потом рассмеялся:
— Первый раз отправляюсь в дорогу — как стеклышко. И не прихватив ничего с собой.
Вообще, легенды о пьянстве Крючкова — полная ерунда. Он выпивал, но только когда это не мешало делу. Чтобы явиться на съемочную площадку подшофе — никогда! Хорошо помню его слова, сказанные за несколько месяцев до ухода: «Вот говорят, Крючков пил... Да, я умел выпить, но у меня для этого было слишком мало свободного времени. Позволял себе обычно в поезде, когда на дальнее расстояние приходилось ехать. Примешь хорошенько — и в сон провалишься. А утром чувствуешь: пружина внутри, насмерть закрученная, немного ослабла».
После нашего знакомства «вагонная» традиция как-то сама собой ушла в прошлое. Встречая мужа со съемок, фестивалей, я накрывала стол. Выпив рюмочку-другую, Николай Афанасьевич говорил: «Ну и все — убирай». Как-то в конце шестидесятых, лет через пять после начала нашей совместной жизни, достаю из холодильника запотевший графинчик и вдруг слышу: «Не надо. Я свою норму в жизни уже выпил». Больше Крючков не прикасался даже к вину.
Спустя двадцать лет вот так же, в одночасье, он бросил курить. Помню, принесла из магазина двадцать пачек папирос. Глядя, как выкладываю их на стол, муж сказал: «Зря купила. Я бросаю».
Как же я обрадовалась, не передать! Столько лет умоляла его покончить с курением — и все без толку: «Мать, я с семи лет курю. Ну как же брошу?!»
Радость моя закончилась утром следующего дня. Николай Афанасьевич был сам не свой. На вопросы не отвечал, ни на что не реагировал. Только все шарил по столу руками, будто искал чего, глаза — как у слепого. Совсем перестал есть, спать. Доктор порекомендовал сделать в мочку уха лечебный укол.
— Николай Афанасьевич, — заявила я решительно, — едем в клинику. Вижу, как тебе тяжело, врач обещал помочь справиться с зависимостью. Давай одевайся и...
Договорить не успела — Крючков смотрел на меня вполне осмысленным взглядом:
