«Я рада, что ты вошла в мою жизнь легко и радостно. Так и будь в ней!» — сказала мне Ирина Мирошниченко
«Мы с ней не сразу перешли на уровень «нежность». Я вообще не рассчитывала, что 74-летняя народная артистка примет в свою жизнь нового человека. Друзей у нее было достаточно... Но случились эмоции, которые вдруг раскрыли наши сердца. Был очень неожиданный для меня поступок с ее стороны, который изменил все...» — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
«Мирошниченко не берет трубку полгода, с какого бы телефона я ни звонила...» — доложила мне корреспондент, которая уже года два делала интервью. Я лично проверила, позвонила с городского, с мобильного. Не берет! (Позже не раз убеждалась: Ирина Петровна, хоть и живет с телефоном в руках, интуитивно определяет «нежелательные» звонки.) «Ничего, сейчас я ей напишу такое СМС, что она сама позвонит», — сказала я. И написала сообщение от главного редактора о том, что текст собираемся ставить в номер (хотя он был ею еще не прочитан и не одобрен). И действительно, через час я услышала в трубке возмущенное: «Это что вы там собираетесь ставить? Я ничего не знаю!» — «Ирина Петровна, познакомимся, во-первых, я была два раза на вашем спектакле «Матильда». — «Да? Мне так приятно...» В общем, она разрешила мне прислать ей текст и быстро его посмотрела. Актриса всегда была порывистой и горячей не только в гневе (а как же?!), но и во внезапном приливе любви. Вдруг в субботу ночью мне прилетает сообщение: «Текст изумительный! А давайте сегодня в ресторане «Чехов» увидимся». Меня на кровати подкинуло! Быстро в салон: укладка, маникюр! Вхожу в ресторан за десять минут до условленного времени, и официант мне говорит: «А Ирина Петровна вас уже ждет».
Подхожу, мне тогда по паспорту было тридцать семь, на вид — двадцать семь, да еще и модные колготки в красную сетку надела, с кроссовками. «А вы точно главный редактор?» — подозрительно спрашивает актриса. — «Точно, вот удостоверение...» — «Вы такая молодая...» И завязался разговор, очень интересный, очень познавательный для меня. Ирина Петровна меня за час, как ураганом, смела своими силой, умом, хорошей напористостью. Сидит яркая, небудничная, как Жар-птица, все блестит, все вокруг нее — до малейшего предмета — красивое и продуманное. Соображает со скоростью света! Рассказываешь, она: «Угу, угу, так...» — ловит прямо на лету, задает уточняющие вопросы. Потом: «Значит так, что я тебе скажу...»
Ну прямо не верится, что между мною и ею два поколения! Но конечно, я понимала, что всегда должна помнить о ее заслуженности, возрасте, превосходстве. Тут же получила урок. «Ирина Петровна, — сказала я. — Вот только одно — не ходите вы по этим ток-шоу. Это... дешево». — «А что дорого? — тут же, как в пинг-понге, отбила она. — Вы что, хотите, чтобы меня на улице не узнавали? Чтобы молодежь на меня смотрела как на пустое место?» Тут же я мгновенно поняла, что ток-шоу для нее — это как съемки в кино, которых в последние годы не было. Это — выход на сцену. И расчет: на всю страну покажут, увидят все. Это было важно. Чтобы узнавали, чтобы помнили. В общем, с тех пор я, если она не просила, Ирине Петровне советов не давала. А в критике она не нуждалась. Потому что все в своей жизни делала обдумав, осознанно. Случайностей в ее судьбе было мало...
Вышли из ресторана. «Давай я тебя подвезу», — как-то быстро она перешла на «ты», я, конечно, на всю жизнь — на «вы». Великолепный светло-серый «мерседес», не очень новый, но и не старый, хороший. «Я на такой себе больше не заработаю!» — иногда говорила актриса. О вождении в ее жизни еще расскажу, а пока хочу сказать об отношении Ирины Петровны к родному городу, к своей улице. Она всю жизнь жила в районе Тверской. Рассказал мне один знакомый такой случай, абсолютно в него поверила, и потом с Ириной Петровной об этом говорили. Итак, она его подвозит, стоят в пробке на Тверской. И вдруг актриса видит, как из машины, стоящей впереди, вылетает в окно сигаретная пачка. Так... Ручку на паркинг. Что она делает? Выходит из машины, поднимает эту пачку и зашвыривает ее обратно в открытое окно! Тут же из машины выбегают четыре амбала — гостя столицы — с битой. Но увидев перед собой хорошо одетую даму, столбенеют. Они, конечно, ее не узнают. Но не поднимается рука бить хорошо одетую женщину в шляпе... И вообще, она так храбро на них смотрит, может, какая-то сумасшедшая?.. Обругали, плюнули и скрылись в машине. Ирина Петровна снова садится за руль: «А нечего сорить в моем родном городе!» — резюмирует она. Потрясающе! Только Мирошниченко могла так поступить. И она действительно говорила: мой город, моя улица.
Улица... Поставили светофор на Чаянова для удобства выезда на Тверскую, он там до сих пор стоит. Но стало «газовать» в окна Ирины Петровны. Актриса собралась подавать петицию: снести светофор! Изменить движение. Запросто. Мы с ней это обсуждали, правда, я ей сказала, что тут, конечно, нелегко придется, нужна какая-то серьезная мотивация, кроме ее окон. Это нормальный поступок для нее. Она — тот человек «из очереди», который в случае задержки рейса поведет толпу «на бунт». Подойдет к начальнику и узнает все, что происходит. Вот никому «не положено», а ей — дадут! Все будут молчать — а она нет. Она берет ответственность за все. Например, за весь многоквартирный дом...
Дом... Как-то приезжаем с Ириной Петровной с мероприятия (любила, чтобы ее провожали), а она говорит: «Спустимся в подвал, я там ремонт делаю». Идем, а там огромные катакомбы, как 10-комнатная квартира. И ее рабочий обои клеит. «А это ваш подвал?» — спрашиваю я. «Нет, общий». — «Почему же вы ремонт делаете?» Оказалось, сосед пролил насквозь и ее гостевую квартирку на первом этаже, и подвал, а у Ирины Петровны там часть костюмов хранится. «Он сказал, денег нет. Стала делать ремонт на свои». Ну, в доме-то, конечно, все знали: Мирошниченко сделает все и на свои. Или у властей выбьет. Все будет! Господи, этот неприметный подьезд со старорежимной консьержной, которую Петровна упрямо называла «вахта», знали все курьеры, водители и секретари моей редакции. «Пункт приема и обмена», это — отдать, что дадут — забрать. Обмениваться подарочками просто так мы любили. Иногда я ей просто закидывала букет по дороге куда-нибудь, писала в «Вотсап»: «На вахте — сюрприз». И всегда — море эмоций, благодарности, позитива: «Спасибо, родная, очень вовремя! Красота и нежность! Благодарю, и до встречи».
Мы с ней не сразу перешли на уровень «нежность». Я вообще не рассчитывала, что 74-летняя народная артистка примет в свою жизнь нового человека. Друзей у нее было достаточно. Но случились эмоции, которые вдруг раскрыли наши сердца. Был очень неожиданный для меня поступок с ее стороны, который изменил все... А было так. Я предложила ей красивую съемку за счет редакции. Готовились как никогда. В ГУМ выбирать одежду она пришла сама (обычно ходит стилист). Мы три дня провели в этих магазинах. Причесывалась и красилась дома, наверное, с восьми утра, в ресторане, где снимали, ждала полная команда «Семи Дней» и еще несколько человек из МХТ. Но Ирина Петровна со съемки... ушла. Ей не понравилось, что гримерка на втором этаже.
Просто развернулась и пошла к машине. Я рассвирепела: «Всем стоять, пусть идет!» — приказала своим сотрудникам. Но они все равно за ней рванули, и... уж она им показала небо в алмазах, сказала крепко!.. Я разрыдалась. Я ее уже любила, и от произошедшего было больно. Но не позвонила. Пошла на принцип. Так бы все и закончилось. И тут через месяц (!) звонок. Без вступлений: «Девочка моя дорогая, я тебя обидела, прости меня». Оказалось, в театре Мирошниченко встретила присутствовавшую на съемке фотографа МХТ, которая ей рассказала, что я плакала. И все. Мы поговорили, она мне объяснила: «По лестнице туда-сюда, подниматься уже тяжело. Ну не могла же я при всех это сказать». В общем, с тех пор стали общаться по-другому. А потом я оказалась на ее дне рождения, первом из многих для меня. И увидела людей, которые, поднимая тост, говорили: «Знакомы десять... Двадцать... Тридцать лет». А я — всего год! Наверное, действительно последняя вошла в эту компанию. Со многими общаемся. И, надеюсь, будем общаться в память об Ирине Петровне...
Вы знаете, мне здесь хочется рассказать о реальной Мирошниченко именно потому, что я ее такой люблю, ценю, вспоминаю. Я не хочу памятника. Мне дорога именно она настоящая. В ней жило все: и величавая Примадонна, умение эффектно одеваться, высокая культура поведения в Святых стенах Театра, стремление помочь, потребность сопереживать, позитив. Вот это ее: «Ой, как хорошо! Ты посмотри, какой вид, какая погода!» Я просто физически ощущала ее силу, энергию, и это всегда энергия успеха, уверенности, красоты... И были будничность, забота о самом прозаичном, суета, когда телефон звонит 20 раз подряд, как колокола. Это значит, решается какая-то проблема — свистать всех наверх! — вся Москва на Ирину Петровну работает. И это тоже она. И надо принимать.
Только тогда можно говорить о дружбе, а тем более о любви к человеку. Непростому, яркому, непокорному... И действительно очень, очень красивому во всем, всегда, в любых мелочах. Меня восхищало, что в ее сумке нет ни одной случайной, неряшливой или сломанной вещи. Даже лекарства она носила в специальной таблетнице «Луи Виттон»! Ее появление на улице никогда не оставалось незамеченным. Молодежь, может быть, и не узнавала, но чувствовала: это непростая дама. Мне нравился, когда она немного замедлялась, мягкий свет ее серых глаз, которые смотрели куда-то вдаль, в них светились мудрость и печаль одновременно. Нравились все ее характерные интонации в разговоре, ее знаменитое фирменное «И!» при смехе, которое никто не мог воспроизвести, похожее на писк какой-то заморской птички...
Ее неожиданный, меткий юмор, какое-то острое наблюдение, характеристика. Например, смотрит на мобильный телефон, номер незнакомый: «Так... Это деньги звонят!» И действительно, оказывается, ее приглашают на выступление. Она умела жить, умела устроиться, ей было абсолютно комфортно в Москве, в своей квартире. Вот это тот случай, когда на склоне лет человек ДОВОЛЕН, он абсолютно на своем месте. И хотя Ирина Петровна по жанру и говорила иногда в телепередачах, что о чем-то жалеет, но я думаю, она практически ни о чем не жалела. Все было правильно.
Она из тех людей, которые как большая планета затягивают в свое гравитационное поле тех, кто оказывается в их орбите. И люди начинают как спутники двигаться по заданной траектории, вокруг них. Она везде создавала свой мирок, в любую, самую полевую обстановку привносила свой уют. С молодости, отправляясь на съемки, всегда с собой везла кучу вещей — какие-то термоски, кофеварки, косметички. Все разложено по сумочкам, все в наличии, на все случаи жизни! Помню, меня потряс ее рассказ о том, как она два месяца жила в поезде. В девяностые было принято «чесать» с гастролями по городам. Артисты садились в поезд, почти каждый вечер — концерт в новом городе, все живут в купе. Ирина Петровна заранее осмотрела «сталинский вагон» — такой он был старый. Привела своего Славика (он ей всегда помогал по хозяйственным работам), он всё купе переделал, обшил, все дыры законопатил. Потом она поехала в ортопедический салон и купила себе матрас! И так далее... В первую же ночь произошел скандал. Это моя любимейшая история!
Ирина Петровна проснулась в 5 утра от того, что в купе лежит иней и от дыхания идет пар. Оказалось, что ночью проводницы спали и переставали топить (пользовались углем, по старинке). Все мерзли и ежились под одеялами. Но только не Мирошниченко. Надев шубу, она пошла к проводницкому купе и начала кулаком долбить в дверь. Ей не сразу открыли... Потом начали объяснять, что угля нет, его не хватает. «Значит так, я даю деньги, чтобы сразу, прямо сейчас был уголь! И чтоб каждую ночь топили!» На следующую ночь коварные проводницы натопили так, что нечем было дышать, люди начали зимой открывать окна. «Это все Мирошниченко! — ругались артисты. — Ей, видите ли, холодно!» Опять началось воспитание персонала... Это все усугублялось тем, что такса артистки путешествовала с ней и иногда не в отведенном месте ходила в туалет. В общем, через неделю весь персонал в поезде ходил строем: температурный режим в норме, за собакой убирали, улыбались, кормили, поили. И так было всегда и везде, где бы ни жила или ни ехала Мирошниченко. Все начинало крутиться и работать на нее.
Ирина Петровна и вокруг своей дачи все учреждения и всех соседей «построила». А что делать... Ей, например, не нравилось, что из окон находящейся неподалеку фармацевтической фабрики идет специфический запах. От которого у нее, аллергика, возникали неприятные ощущения. Ирина Петровна позвонила директору фабрики... Это нормальный поступок для нее. Разобралась в ситуации. Оказалось: в цехах вентиляции нет, работники вынуждены открывать окна. «Установите людям кондиционеры, — потребовала артистка. — Если нужна помощь, говорите!» Директор, конечно, этого не сделал, но когда Ирина Петровна приезжала на дачу, окна в цехах, как по мановению палочки, закрывались. Иначе сыпались звонки... Дачу «охотники за наследством», комментаторы-юристы, уже оценили в миллионы рублей. Вот только не знают, что она была не в собственности, а всегда арендовалась у государства...
Да, Ирина Петровна была требовательна к тем, кто ее обслуживал. Изучив «пунктики», я стелила солому. Вот, например, заказали такси, я заранее заглядываю в салон: «Парень. Ты жить хочешь?» — «Дэвушка, канешна хочу, зачем пугаешь, да?» — «Тогда слушай. Сейчас придет женщина. Чтоб все делал, как она говорит. Молча! Иначе будет плохо, понял?» Ну и через 15 минут водитель все понимал... Ирина Петровна была непростым пассажиром. Она как бы сама находилась за рулем, руководила движением, навигатор — презирала! «Что ты в эту машинку тычешься? Говорю, сюда поворачивай — я 40 лет за рулем, знаю Москву». Она досконально знала правила, прекрасно парковалась, бывало, поругивала водителей-недотеп. Я любила с ней ездить. Мирошниченко красиво смотрелась за рулем. Надевает кожаные перчатки, шляпу, своим острым глазом смотрит в зеркало. Рулит уверенно. Хоть кино снимай! Задом сдавала по встречке, в горку, ругая меня на чем свет, потому что штурманом с презренным навигатором в руках была я... Все это теперь вспоминается с доброй улыбкой. Я ради нее готова была стены раздвигать.
Раз на спектакле, где сидели как зрители, она начала ерзать: «Здесь где-то есть лилии. Я сейчас задохнусь, смотри!» А все свои знали, что у актрисы на них аллергия. Я тихонько подошла в темноте к зрителям: «Друзья, не могли бы ваши цветы вынести из зала?» — «Вы серьезно?» — «Абсолютно, сейчас все обьясню...» И вынесли! А уйти со спектакля Мирошниченко не могла, потому что это была постановка Михалкова. Она задохнулась бы, но не вышла.
Часто ездили в Академию Никиты Михалкова. Надо сказать, это не очень известная страница жизни актрисы. Она была великолепным преподавателем. Это — дар. Студенты ее обожали. Михалков уважал безгранично. Раз как-то, когда сидели за столом после спектакля, она принялась его учить, что-то советовать. Одна сотрудница академии сделала замечание: «Как же вы так говорите с Никитой Сергеевичем...» — «Вы меня не учите. Я Никиту знаю вот с таких, мы с ним 62 года знакомы. Говорю как есть». И Михалков молчанием подтвердил — имеет право советовать и даже учить.
Я не знаю коллег, которые бы ее не уважали. Может быть, не все любили. Но уважали. И тут стоит напомнить о ее корнях, о ее напитанности великими мастерами. Я абсолютно точно чувствовала разницу, когда мы идем по улице и когда заходим в театр. А она иногда в него заходила просто так. Ирина Петровна преображалась, становилась светлее, собраннее. Она эти стены любила, и они ей давали энергию. Как не любить? Можно ли представить, что она застала ПЯТЬ худруков и всегда была в гармонии с коллективом и руководством, всегда на волне...
Девочкой работала с Борисом Ливановым. Пришел Олег Ефремов, все повернулось в другую сторону, она и здесь — в первых рядах. Сразу главные роли. Много мне рассказывали баек про ее отношения с Ефремовым. Но я абсолютно точно знаю, что его любимой актрисой она была только потому, что соответствовала требованиям. Жесточайшим, бесчеловечным порой. На первое место ставить театр. Быть готовой ввестись в новую роль за два дня. Плевать на сон, на отдых. Не иметь личной жизни. Служить театру! Она Ефремова никогда не предавала и никогда так и не исповедалась об их отношениях. Олег Николаевич раз чуть было ее не предал... Об этом вспоминал Роман Виктюк, которому, когда актриса долго лечилась после автокатастрофы, худрук предложил ввести новую актрису. И вообще встала речь о замене. Виктюк поднял скандал и доказал Ефремову (очень авторитарному и не любившему, когда на него давили), что надо ждать. «Ты прав. Я опозорился, — заявил Ефремов и позвонил актрисе: — Ирина, твои роли будут тебя ждать». Вот ради этих ролей она и встала.
Пришел Табаков — Ирина Петровна, потухшая было, потому что Ефремов долго болел, снова расцвела. Не столько от обилия ролей, сколько от отношения этого невероятного человека. Всем известно, что Табаков помог миллиону людей. И Ирине Петровне тоже. Ей нужны были редкие лекарства для мамы, он их достал. Мама — это особая тема, мы с ней всегда, в каждом материале писали о ней. Екатерину Антоновну знал весь МХАТ, она всегда присутствовала на премьерах. Прожила долгую жизнь, в заботе, тепле, как сказала одна близкая подруга И.П., «умерла с маникюром и педикюром на руках и ногах».
К сожалению, после этого на актрису свалилось наказание под названием «отчим». Он 15 лет гадил в прессе, еще я это застала, рассказывал ужасы, дискредитирующие актрису. Все никак не мог пережить, что квартира после смерти Екатерины Антоновны не досталась ему, Ирина Петровна ее сдавала. «Ну почему, почему вы хоть раз ему не ответите? Ведь все ложь!» — «Мне кажется, если я хоть раз что-то скажу, начнется такое... Нет, это недостойно памяти мамы». И молчала, терпела. Она вообще за всю жизнь не осудила в прессе ни одного коллегу, ни одного родственника. Для нашего актерского мира это редкий случай. Потому и не было у нее врагов. Во всяком случае, я этого не знаю.
А память о семье для нее была святое. Но семья — это папа, мама, брат. Это не бывшие мужья и не более дальние родственники. А о родителях и брате вспоминала как о живых, всякий раз, когда проезжали мимо мест детства. А еще она своих любимых животных провожала как людей. Хоронила на специальном кладбище и памятники им ставила... Кот, который еще маму помнил. Любимая такса, которая с ней полстраны объездила. И всегда ждала ее в гримерке, когда Ирина Петровна уходила играть. Вот это все и была ее семья. А когда мы познакомились, уже давно никого на свете не было. Ирина Петровна сознательно и смиренно несла одиночество. Она им не тяготилась и в нем нуждалась: прийти после спектакля домой, отдохнуть, чтоб никто не мешал. Но она же его и бежала, беспрестанно работая, соглашаясь на выступления, рассылая открытки в 10 утра по «Вотсап», придумывая праздники для друзей.
Помню ее зажигательные дни рождения, однажды мы поплыли на теплоходе по Москве-реке. Я все подметки стоптала, танцуя под ее «Мишку». Она всегда для нас пела, мы танцевали. Всегда щедрое угощение. А иногда праздники устраивались и просто так, без повода. Чтобы купить новое платье, нарядиться, выступить, чтобы пообщаться с друзьями. Ей нужны были эти встречи. И сейчас только понимаешь, как они были необходимы всем нам. Мне был нужен такой друг, чтобы становиться лучше. Правда. Есть знакомства, которые нас делают мелочными, склочными, делают нас хуже... А с ней я проявляла такие качества, на которые могут сподвигнуть только восхищение и любовь. На один из последних дней рождения я подарила актрисе книгу с подборкой своих рецензий на спектакли и рассказов о ней. С месяц не было отклика, Ирина Петровна побросала пакеты с подарками в угол и долго их не разбирала. И тут в три часа ночи получаю такое письмо от нее: «Ночь, проснулась, встала... Чувствую себя плохо, а завтра уже День города, два концерта...
Думаю, надо как-то отвлечься. И тут вижу пакет... Что это? Вынимаю и... Начинаю читать... Милая моя Анжелика! Сердце сжалось от грусти и нежности. И столько тепла, понимания, и так жаль, что не увидела это раньше. А может, Бог помог — вовремя! Такой подарок, твое поздравление, искреннее, трепетное... И так захотелось быть такой, какой ты меня видишь!.. Глоток чистого родника, нежности и добра!..» И длинное письмо. Как можно не любить такого друга? Такого человека? А вот одно из последних ее сообщений, после поздравления с днем рождения: «Спасибо родная и дорогая моя девочка! Настоящая Анжелика! Это имя тебе невероятно подходит. Я рада, что ты вошла в мою жизнь легко и радостно. Так и будь в ней! Целую и до встречи. Твоя И.П.». Всю переписку за все годы храню. И буду хранить всю жизнь...
Она была первым человеком, который поверил в новый формат журнала «Караван историй», в котором артист может говорить о творчестве. Cказала: «Я не глядя пойду на обложку журнала! Я тебе доверяю». Рассказала, что лет десять назад с ней уже пробовали сделать интервью, но то, что она дала, оказалось «неформат». Конечно, от Ирины Петровны ждали рассказа о личной жизни. «А я дождусь другого формата! Пусть пройдет много лет... Я доживу!» — сгоряча заявила тогда актриса. «И вот, дожила...» — со смехом резюмировала она в нашем разговоре. Всего лишь год с небольшим назад вышла наша обложка в этом самом журнале с ней, и это было ее последнее интервью.
А в чем удивление? Скажу. На ее 75-летнем (не последнем) юбилее ведущий вечера сказал: «Есть два человека в России, которые будут всегда. Среди них Ирина Петровна». Все засмеялись, понимая шутку, потому что да, вот такая она, непотопляемая, регулярно справляющая юбилеи. Некая константа, которая для многих артистов МХТ была всегда. И, наверное, я рассчитывала отмечать и ее 85-летие, и 90-летие... Служить ей долгие годы. Но! Я знала, догадывалась... Когда Ирина Петровна стала отгораживаться от коллег и знакомых, не выходить из дома, отменять спектакли! Это было настолько ей несвойственно. Ей, которая и дня не могла прожить без общения, без родного театра... Я не знаю, что произошло.
Все друзья думали, она тяжело больна. Но ведь, насколько знаю, не было тогда еще никаких несовместимых с жизнью диагнозов... Была ТОСКА, какая-то вселившаяся в нее печаль, которая отгораживала ее от мира. Мне кажется, Ирина Петровна где-то в глубине души чувствовала, что уходит. Что что-то будет... И то, что в такой ситуации она отстранилась от людей, тоже ей несвойственно... Она молчала. Видимо, настолько велико было осознание неизбежного, что все теряло смысл. Все отходило... И вот это ее мужество перед ужасным открытием, перед раскрывающейся перед ней бездной меня потрясло.
