Еще сетовала на то, что с отцом нет искреннего общения, и я, сочувствуя, представить не мог, как это — не иметь возможности поговорить с родителями по душам, порассуждать? В молодых головах иногда рождаются не самые правильные мысли, и кто-то взрослый должен обнять и мягко сказать, что ты идиот. Или поддержать. Иначе как сориентироваться в жизни? Я сравнивал дядю Эдика со своим отцом, который каждый день говорил, как меня любит и какой я у него талантливый. Таня же чаще слышала другое: «Танька, хватит стоять столбом, иди посуду вымой! Что сидишь? Кур покорми! Я, что ли, буду этим заниматься?! Быстро давай! Встала и пошла!»
Таня отца побаивалась, все его желания исполнялись молниеносно и беспрекословно. А вот в связи с Леной ничего подобного не помню, да и представить сложно. В следующем году я гостил в Клязьме в мае, Таня как раз оканчивала школу.
— Дочь, кем хочешь быть? — спросил ее при мне дядя Эдик.
— Не знаю. Все равно...
— Ну что это такое?! Я уже с пятого класса понимал, кем стану. А ты десятый оканчиваешь и не можешь определиться.
— Не знаю.
— Тут рядом, на соседней станции «Тарасовская» есть лесотехнический институт, может, туда?
— Может...
Успенский жутко разозлился. Тупая покорность дочери раздражала его едва ли меньше, чем чужая конфликтность. Таня, наверное, на эти слова обидится, но она всегда была достаточно инертной. Так и пошла в лесотехническую промышленность. Возможно, не хотела перечить отцу. Ведь настроение Эдуарда Николаевича порой менялось как ветер в пустыне. Помню, перед срочной службой в армии приехал к Тане.
— Уважаешь классическую музыку? — спросил меня дядя Эдик.
— Вполне.
— Послушай вот эти вещи.
Мне очень понравилось, и я спросил, нельзя ли переписать на свою кассету. Проблем не возникло: «Приезжай когда хочешь».
Приехал через день вечером, пока одну кассету записал, вторую... О ночлеге даже не подумал — всегда без проблем оставляли. Вдруг слышу голос Успенского из соседней комнаты: дескать, этот ночевать, что ли, останется? На фиг он мне здесь нужен! Не люблю гостей, он меня напрягает. Лена вступилась за меня: мол, Эдик, что ты? Как неудобно-то, успокойся. Ну не гнать же мальчика поздним вечером на электричку... Лена подошла ко мне, посоветовала не обращать внимания, предложила второе одеяло.
Потом два года я служил, по возвращении встретился пару раз с Таней, с Успенским же не виделся вовсе. В двадцать три года написал свою первую книжку. Кто, как не дядя Эдик, мог бы помочь с ее изданием? Поехал в Клязьму.
— Дядя Эдик, здравствуйте. Я Валя Постников, вы меня помните?
— Конечно, Валя, проходи.
Лена возилась с маленькими девочками, Ирой и Светой, им тогда месяцев по шесть было. Потерявшие надежду на общих детей супруги взяли малышек из детского дома.
