В молодости она была очень своенравной, безрассудной, вспыльчивой и упрямой. Не женщина, а стихийное бедствие! Когда ее на чем-то заклинивало, мама говорила: «Майечке опять вожжа под хвост попала. У нее очередной бзик». Но сестра была необыкновенно доброй и щедрой по отношению к семье.
— Недавно на презентации моей книги «Жизнь в балете», вышедшей в Москве, журналистка спросила:
— Скажите, а вы не страдали от того, что всегда находились в тени знаменитой сестры?
— Страдать не страдал, но, конечно, хотел, чтобы меня не воспринимали как «приложение» к Майе, — ответил я. — Сестру очень любил и гордился нашим родством, хотя иногда оно создавало определенные проблемы.
В школе, если позволял себе какие-то шалости, сразу слышал: «Думаешь, тебе все можно, раз ты Плисецкий?» Слава Майи уже гремела по миру. А когда я с отличием окончил хореографическое училище, то из-за нашего родства не попал в Большой театр. Хотя по итогам госэкзаменов получил официальное приглашение.
В то время Майя была «под колпаком» у КГБ, считалась неблагонадежной, потому что имела неосторожность подружиться со вторым секретарем английского посольства Джоном Морганом — ее поклонником и большим знатоком балета. В Комитете эту дружбу сочли подозрительной, тем более что у театра намечались гастроли в Лондоне. Наверное, там боялись, что Плисецкая сбежит, поэтому установили за ней слежку и сделали невыездной.
На гастроли не пустили и нашего брата Александра, тоже танцевавшего в Большом. Майя возмутилась и написала очень резкое письмо директору с требованием включить Алика в поездку — иначе она уйдет. Тот не изменил своего решения, больше того — взял и уволил ее. Видимо, хотел проучить. Через некоторое время Плисецкую восстановили, ведь публика ее просто обожала. А когда стало известно, что знаменитую балерину зажимают и преследуют, популярность ее только возросла.
Помню, Майя танцевала в «Лебедином озере», когда часть труппы уехала на гастроли, и зрители чуть не снесли театр. Как только Плисецкая появилась на сцене, ее встретили такой овацией, что пришлось приостановить спектакль. И после его окончания Майю очень долго не отпускали, кричали браво, аплодировали. Комитетчики сочли это акцией протеста в поддержку опальной балерины, отловили самых ярых ее поклонников и увезли на допрос. Но предъявить им ничего не смогли...
Когда мне отказали в приеме на работу, я не сдался: писал в разные инстанции, ходил к высокому начальству. Один из чиновников заявил: «Есть мнение, что в Большом театре развелось слишком много Плисецких». Была когда-то в ходу такая замечательная формулировка — есть мнение. Произнося эти слова, человек обычно указывал пальцем в небо, намекая на самые высокие сферы и снимая с себя ответственность.
